Казбек Бектурсунов: Тимошенко – це як журнал мод для жінок, у котрих нема грошей на журнали мод

Друга спроба була більш успішною. Але влітку 2006 року Казбек пішов із "Коммерсант-Украина". Новий власник російської газети, близький до Кремля олігарх Алішер Усманов, захотів розпрощатися з українським партнером. Десятивідсоткову долю Казбека викупили, і зараз він займається виданням книги "Сповідь Віктора Х". Але не про українських політиків – вона написана киянином у 1912 році французькою мовою, лягла в основу "Лоліти", а вийде в світ під кінець листопада.

– Вы для себя уже поняли, что же все–таки произошло? Почему произошла замена владельцев "Коммерсант–Украина", почему вас теперь нет в составе акционеров?

– Здесь все просто. Если предыдущим акционерам я был выгоден в качестве совладельца, то для нового, наоборот, я стал предельно уязвим в качестве партнера: никакие формы партнерства и сотрудничества Алишеру Усманову в "Коммерсанте" не нужны. Мне так и объявили.

– То есть, вы расстались не по–доброму?

– Мы расстались цивилизованно. Новые владельцы российского "Коммерсанта" выкупили мои акции в "Коммерсант–Украина". Доволен ли я ценой? Ну, я договаривался о стоимости с одними старшими партнерами, а покупали другие. Как бы то ни было, мы подписали бумагу о полном отсутствии финансовых претензий друг к другу.

– А кто купил ваши акции?

– В итоге господин Усманов.

– А дорого стоила ваша часть?

– Моя часть стоила 10% от бизнеса. Вы меня сейчас хотите спросить, потерял ли я кучу денег?

– Да. То есть, вы ушли из "Коммерсанта" себе в минус?

– Я должен был заработать через 2 года на капитализации проекта, а я не заработал.

Я отвечал за рост капитализации бизнеса, рыночной доли, знания и репутации брэнда, законопослушность, развитие и прочие скучные вещи. И этот рост просматривался очень ясно. Весной я обещал удвоить доход от рекламы, в октябре он стал вдвое больше прежнего, а еще в мае за "Коммерсант–Украина" давали около 20 миллионов долларов.

– Но тиражи газеты "Коммерсант–Украина" ведь не росли?

– Росли доходы. А исходить из голого тиража – это неправильно. Понятно, что если мы стартовали с тиража в восемь тысяч экземпляров ежедневно, то это не были восемь тысяч подписчиков. У "Коммерсант" неуклонно росла продаваемая часть тиража, то есть доходы от продаж.

– А насколько окупаем украинский "Коммерсант"?

– Это немного неправильный вопрос. По бизнес–плану "Коммерсант" должен был выйти на точку рентабельности в 2008 году. Я планировал выйти в операционный ноль в ноябре этого года. Хотелось героики. Все же "Коммерсант" уже теперь окупает больше половины расходов на себя.

Я вам просто напомню, что "Коммерсант" несет огромные расходы, не сопоставимые ни с каким другим изданием – потому что в "Коммерсанте" работает больше дорогих специалистов, чем в других изданиях. Этого требует качество продукта.

На самом деле по доходам "Коммерсант" обогнал большую часть изданий–конкурентов. Но по расходам он обгонял всех всегда.

– Приход новых собственников в газету был воспринят с опаской. Как вы думаете, что поменяется с покупкой Усмановым "Коммерсанта"?

– Вопрос не ко мне. Сам господин Усманов успел сказать в интервью "Ведомостям", что ему не понравилась заметка на первой полосе "Коммерсанта" про детей каких–то "уважаемых людей". А то была обычная "коммерсантовская" заметка, и он расценил ее как выпад.

И о своей восточной лояльности к Кремлю он заявлял неоднократно. Мне кажется, что в "Коммерсанте" возникнет очень сложная ситуация. Но я очень надеюсь, что "Коммерсант" очень элегантно сможет разобраться в этой ситуации. В конце концов, туда вернулся Андрей Васильев, мастер челночной дипломатии.

– Когда после оранжевой революции "Коммерсант" пришел в Украину, это проходило на фоне заявленных Березовским интересов в украинской политике…

– И он, и мы выполняли условие абсолютного невмешательства Березовского в деятельность "Коммерсант–Украина". И мы, между прочим, не публиковали интервью Березовского на фоне его активности в других, более подходящих для этого изданиях.

– Если сравнивать уровни журналистики в целом в Украине и в России – то в чью оно будет пользу?

– Что за вопрос? А какая температура в целом по стране? В Киеве теплее чуть–чуть, чем в Москве? Ну тогда и журналисты здесь в целом несколько ближе к жителям Сейшельских островов: расслабленее, отупелее, что ли...

Конечно, журналистика здесь слабее. Она, конечно, продажнее. Она, конечно, с более коротким дыханием. Она, конечно, не отформатирована. Она, что смешно, не дешевле, чем в России. Зарплаты у киевского "Коммерсанта" уже были сопоставимы с московскими. А если вспомнить похвальбу одного кокни, бывшего главы информслужбы ведущего телеканала о его гектарах, винах и "Мерседесах", то вот вам и вся журналистика: от тех, кто горланит на Майдане, до тех, кто обслуживает начальство.

– Что вы советовали людям, идущим на работу журналиста в Украине? Что делать и чего не делать? Какой, грубо говоря, "темник" журналиста?

– Темник журналиста – никакой "джинсы"! Но что такое "джинса"? "Джинса" – это абсолютно все, кроме отношений между тобой, дорогой читатель, и мной, автором, моей ответственности перед тобой. Например, если ты, читатель, читаешь мою заметку, а я люблю родину – это "джинса".

Мы сейчас вообще даже не говорим о том, что "мне тут дали денег, мне надо зарабатывать, чтобы выслать денег маме …" Это даже не "джинса", это нарушение закона...

Если я пишу заметку, и мне редактор навязывает определенное видение, которое выходит за рамки события, факта – это "джинса". Другое дело, как только я передал статью редактору, и он ее правит, то тогда уже джинса происходит там, а не здесь.

Стоит также повысить общекультурный и образовательный ценз, выучить языки, поездить по миру, социализоваться, повысить свой IQ…

– Вам украинские политики предлагали варианты, при которых они через "Коммерсант" могли бы решить какие–то свои вопросы?

– Попытки "джинсонуть" не прекращались и не прекращаются на всех уровнях. В "Коммерсанте" есть специальные навыки, и даже люди – в том числе это была моя роль – отслеживать такие вещи. Отслеживаются они легко. Предлагали ли нам просто деньги за публикации? Да. Но это легко отбить словами "идите на х**"!

– Но ведь можно опубликовать материал в специальной рамке со словами "на правах рекламы"?

– Тогда это и есть, собственно, реклама. Начиная от Березовского и заканчивая Черновецким – все у нас покупали рекламу! Причем и тот, и тот заплатили двойной тариф за срочность. Березовский заплатил нам 15 000 за полосу. Черновецкий – 11,5 "штук" за полполосы после того, как он стал мэром. Называлось это "К читателям газеты "Коммерсант". (Смеется)

Я лично правил этот текст. Это смешная история… Мы отправили журналиста делать интервью с Черновецким, он прислал ему предварительно вопросы, а Черновецкий через три дня прислал факсом со своей подписью длиннющей текст.

Первая половина текста была одой "Коммерсанту", а вторая – состояла из рассказа об инвестиционной привлекательности Киева. Я помню, что мы еще пять лет назад беседовали с Черновецким, когда он мне сказал, что первый миллион заработал, прочитав "Коммерсант". Я в этом тексте везде слово "бизнесмены" поправил на "коммерсанты", поставил шапку "реклама".

Для меня было делом чести: мэр города рекламирует "Коммерсант" в "Коммерсанте" и за это платит двойной тариф! Это то, от чего ты чувствуешь холодок в спинном хребте…

– А кому из украинских политиков не нужно заказывать рекламу?

– То есть, вы спрашиваете, кто из них "молодцы"? Или кто настолько "урод", что даже рекламы не поможет?

– И так, и так.

– Как человек западной ориентации я, разумеется, считаю, что всем публичным людям нужна publicite, то есть по-французски, реклама.

– Хорошо, а кому меньше всего нужна?

– Чтобы добиться успеха в открытой игре, перед публикой? Юлии Тимошенко.

– Почему вы смеетесь?

– Потому что "Юля" как национальная икона – прекрасна, хоть одевается в Louis Vuitton. Вот выбрала бы что–то поумнее, Yamomoto того же… Впрочем, я не видел ее пять лет.

– А пять лет назад какая она была?

– Она была моложе…

– Вы не думаете, что хитрость Тимошенко ее же и погубит? Эта любовь прибедняться, когда декларация – 50 тысяч гривен.

– Погубить это не может, потому что все так себя ведут! Впрочем, на кого это рассчитано? Моя официальная зарплата в этом году оказалась больше, чем у президента и премьера вместе взятых…

– То есть чем больше политик врет, тем больше верят?

– Давайте говорить о тенденциях. На выборах 2002 года Тимошенко заняла четвертое место, на выборах 2006 года – второе. Это – круто, потому что дальше будет первое место. У Юли сейчас все очень хорошо. Давайте посмотрим на ее ресурсные базы, на ее потенциал. Она сейчас собирает камни. Она – один из трех политиков, которые попадают в полуфинал президентских выборов. И, в принципе, она в финале.

– Но не факт, что она победит!

– Об этом сейчас глупо говорить, потому что нет выборов. Но вот если на секундочку представить себе, что страна к тому времени еще малость разовьется, и когда возникает выбор между такой женщиной и одним из вот таких мужчин… Я думаю, что у Тимошенко очень высокий потенциал.

Плюс она постоянная, а они такие все разные! У них кривые судьбы, а у нее – прямая. Я, кстати, не говорю, что Тимошенко – хороший президент, или что быть следующим президентом – это хорошо для Тимошенко.

– А если смотреть на Тимошенко как на политический проект, который придумывает себе идеологию: в прошлом году она сказала, что исповедует солидаризм, в этом году заявила, что будет стремиться в Социнтерн, а раньше она вообще была правая. То есть она выбирала себе идеологию, как это в 1998 году делал Медведчук. Только Медведчук сразу выбрал себе вывеску "социал–демократ"...

– Медведчук все равно при этом технолог, а Тимошенко – идеолог. Это большая разница: она – как религиозный искатель, а он – как ритор, который придумывает, "а какая стилистика лучше, чтобы людям что–то рассказать". Это – принципиальная разница.

В течение последнего года у меня был в Лондоне постоянный собеседник, который спрашивал: "Ну как Юля?". Я говорю: "Молодец!". "А вот если она станет премьером – это на шаг ближе к президентству?" Я говорю: "Да". "А если ее кинут?" Я говорю: "Еще на один шаг ближе к президентству!". Хохочем. (Смеется)

– А каким вам видится будущее Ющенко? У него все плохо?

– Вполне. Давайте посмотрим на политику не только как на кулуарные расклады, не только как на коридоры власти, а все же в более долгой перспективе, на годы вперед. Ющенко – на месте, он – президент.

Государство, в отличие от политики – это не кто кого изнасилует или шапку собьет, это все–таки еще и созидание. И здесь речь не идет о том, какой прораб влиятельнее, кто за водкой побежит? Как только политическая температура упадет, то все поймут, что президент с чуть–чуть усеченными полномочиями – это в порядке вещей. Но конституционных прав у президента все равно дофига.

Президент – это не только права, отведенные ему Конституцией, но и влияние на общество. Как по мне, Ющенко ничуть не хуже Саакашвили, хотя лично мне Ющенко не симпатичен. Он какой–то немножко сельский. И все, что он любит, мне не нравится.

– А кто политик будущего?

– Ну уж коль скоро мы здесь занимаемся занимательной политологической болтовней, то: Тимошенко – точно политик будущего, хотя ее пытаются списать, сказать, что она из прошлого… Еще политик будущего – Ахметов.

Хорошо, что к Ющенко перешли эти технократы – Балога, Бондарь, Яценюк... Политика стала технократичней, цивилизованней. Она же неизбежно будет такой. Украина втягивается все больше и больше в глобальные процессы, сквозняк все больше и больше дует.

А так называемые "новые донецкие" демократизируются и цивилизуются. Их бизнес цивилизуется по международным процессам. Например, меня пригласили на 70–летие клуба "Шахтер". Иду я там, и помимо всех этих морд, смотрю – маркетолог из "Майкрософт". Спрашиваю: "А ты здесь что здесь делаешь?". Отвечает: "А я работаю в СКМ директором чего–то вроде маркетинга".

Иду дальше, вижу – из "Кока–колы" люди. Говорю: "Привет, а ты тут кем работаешь?". Мне отвечают: "А я здесь работаю пиар–директором". И так далее. Дошел до Мустафы Найма, – а ты?! "Пишу светскую жизнь". Жизнь продолжается.

Эти процессы оздоровления в целом по стране просто происходят и неизбежно, как Майдан. Это более долгосрочный, более необратимый процесс. И тот из политиков, кто будет этому больше соответствовать, тот более устойчив.

– Какие недостатки Ахметова как политика вы видите?

– Ну, как политика его нет. Он политик в будущем, может быть... Для того, чтобы быть политиком, нужно заниматься публичной деятельностью. Вот и все. Этот интриганский, кулуарно–заговорнический налет… – этот кариес марки "Эквадор", короче – снимается только публичной деятельностью. Ничто не мешает это делать, и Пинчук всем подает пример. В России это прошли олигархи.

– Вы работали с Тимошенко на парламентских выборах 2002 года. Как раз тогда она впервые появилась на людях с косой. Кто ее придумал?

– Сама. Когда я пришел, по–моему, она уже была с косой…

– Ничего подобного. Коса у Тимошенко впервые появилась осенью 2001 года.

– А я появился у нее 11 сентября 2001 года. Я был в Москве, по телевизору транслировали падающие башни, я смотрел интересное кино и пил пиво. А она мне позвонила и говорит: "Казбек, хочу вас пригласить". А я говорю: "А я больше не хочу" – я ведь работал в Украине до этого, первый раз запускал "Коммерсант". И после крушения того проекта я тяжело переживал все это...

Но потом я подъехал, мы пообщались, и стало интересно. Я не помню, была она с косой или нет. Я ее помню с косой: как–то потихоньку спрашивал, интересовался – коса работала! "Юля" была как журнал мод для женщин, у которых нет денег на журналы мод.

Я в штабе негласно отвечал – хотя мне за это не платили – за приличия, покой, твердость и рассудительность. Надо было назвать блок Тимошенко словом "бьюти" для того, чтобы все эти "Соборы" и "Батькивщины" не поубивали друг друга. Не только потому, что это персонифицированный брэнд, но и для того, чтобы вся энергия штаба не разворовывалась.

Это название – БЬЮТИ – я навязал Юле в 8 утра, слегка передернув карты. Я сказал: "Знаете, как вас журналисты назвали? БЬЮТИ". Она сказала Турчинову: "Саша, иди сюда, пиши. Все! Будет так, я решила!".

...Вообще я считаю, что Турчинов – это одна из ее проблем.

– Почему?

– Без комментариев. Считайте, что я так ошибаюсь.

– А Березовский? Это ошибка политической молодости Тимошенко?

– А этого я не знаю. Я действительно ничего не знаю об их отношениях.

– Но вы же неоднократно встречались с Березовским. Наивно будет думать, что тема Тимошенко никогда не всплывала?

– Я же сказал, что мы постоянно хохотали: "Ну как там "Юля"?". Но у нас же был цивилизованный бизнес с Березовским. Все мое общение с Березовским исчерпывалось бизнес–проектом под названием "Коммерсант–Украина".

– А какая была его роль в оранжевой революции? Что вы слышали?

– Я не знаю достоверно. Но из суммы разговоров, которые я слышал, я знаю, что роль Березовского была первой в революции – ну, после украинского народа.

Я знаю со слов Березовского, я верю ему, что он заплатил очень много денег. А деньги – вещь такая, что они хороши в нужный момент.

Когда Ющенко был в Вене, болел, и решалось: "Вот сейчас Ющ вернется на Майдан, и тогда…", то Борис позвонил Ющенко и говорит: "Ты или болей там, и тогда мы посчитаемся, или вставай и иди на Майдан". Он встал и пошел. Анекдот.

Ну, это все из области разговоров... Другое дело, что они идут в абсолютно разной тональности. Скажем, такими взрослыми, мудреными, очень жесткими людьми как Березовский и такими пубертатными людьми как украинские политики.

Мне проще вас отослать к фильму Би–Би–Си "Godfather", где Березовский представлен в роли Герцена, который сбежал из России, и теперь он мстит Путину, и для этого он придумал Майдан. А потом оранжевые его кинули, и тогда он сделал "Коммерсант", что смешно. Все это Би–Би–Си транслировало в прайм–тайм. Вот так. Все считают, что он давал деньги.

– Ну, Жвания и Третьяков это опровергают?

– Известно, что есть платежки и есть обещание Березовского их засудить. И известно, что Березовский доводит до конца свои обещания засудить.

Он ведь засудил Михаила Фридмана за простую фразу, высказанную в программе Соловьева "К барьеру", что Березовский по телефону обещал его замочить, когда Фридман хотел купить "Коммерсантъ".

Березовский просто подал в суд. Я случайно был на этом суде в Лондоне в мае. Дико интересно! Допрашивали Немцова, допрашивали Фридмана, и был там Борис.

Это был потрясающий урок английского правосудия. Когда говорят: "Сэр, что вы делали в 1997 году?". Немцов говорит: "Я не помню". Ему говорят: "Сэр, это не ответ". Он говорит: "Ну ладно, я был вице–премьер…".

Судьи говорят: "Ок, в чем была цель вашей работы?". Немцов говорит: "Мы там отстаивали демократические ценности…". Ему отвечают: "Нет, сэр, конкретнее, в отношении бизнеса". Немцов: "Ну, мы боролись с коррупцией".

Тогда Немцову показывают фотографию, где он с Березовским с голым торсом на курорте в Израиле. "Сэр, что значит вот эта фотография?". Немцов говорит: "О, мы встречались в бизнесе". "В таком виде, сэр, боролись с коррупцией?".

И Березовский этот суд действительно выиграл. И я ни на секунду не сомневаюсь, что свое обещание засудить оранжевых с этими платежками он выполнит.

– Как вы относитесь к активно распространяемому россиянами мнению, что Украина переживает этапы российской истории?

– Нет, история Украины – это, очевидно, история другой страны. Но у обеих стран одно прошлое. Где–то Украина отстает, а где–то она и опережает Россию – в виду своего более западного положения, например. Все мои друзья любят приезжать в Киев, потому что здесь свободнее, чем Москве.

– А в чем Украина отстает?

– Во всем остальном. (Смеется) Конечно, социальная адаптация всех слоев населения здесь ниже. И ниже уровень культуры в прямом простом значении слова. Где элита, которая ходит в театр, где книги?

– Кстати, о книгах? Ваши права как русскоязычного "українська влада" тут не ущемляет?

– Нет. Ни разу этого не ощущал.

– Почему же тогда "московские друзья" постоянно нервничают по поводу ущемления прав российскоговорящих в Украине?

– Мои друзья не нервничают, это друзья Путина нервничают. Темы ущемления нет. Точка!

Думаю, у украинского языка есть проблема в том, что у него нет таких носителей, "настоящих буйных мало", которые бы не рыдали, что "украиноговорящих ущемляют, давайте законодательно защитим", еще что–то... А сейчас взял бы и родился какой–нибудь Пушкин, и создал бы на украинском языке что–то подобное Стерну или Прусту.

А все остальное, как говорили в "Коммерсант" – это "мудовые рыдания".

У русского языка здесь тоже есть одна проблема – он очень похож на суржик, а не на человеческий язык. А то, что кого–то там политически ущемляют – это все враки двух неграмотных слоев населения. Читайте Оруэлла.

С другой стороны, Украина и Россия сейчас стали намного ближе друг к другу, чем пять лет назад.

– Ближе?

– Стало понятно, что Украина – другая страна, и до всех это дошло. Брак окончательно распался, теперь можно действительно заниматься каким–то гешефтом. Тогда Украина и Россия стали сближаться технологически. Есть масса сетевых агентств – рекламных, пиарных, идет перетекание. Циркуляция людей такая, что у уже не поймешь, кто, где и как?

Українська правда

Додати коментар

Ім'я, Прізвище* E-mail Захист від спаму* Текст повідомлення*  

Додати коментар