 |
|
- Про асоціацію
- Членство в Української Асоціації Медіа Бізнесу (УАМБ)
- Юридичний сервіс
- Професійна освіта від УАМБ
- Календар подій
- Публікації
- Блоги
- Медіакарта
Партнери УАВПП
Журнал The New Times рассказывает о том, как организована торговля детьми и кто вершит судьбы российских сирот
А то будут тебя потом ловить в Москве-реке...»
Произнесенное елейным тоном анонимное предупреждение
директор столичного детского дома №19
Мария Терновская получила по телефону накануне круглого стола, в котором должна была принять участие. Тема казалась совершенно безобидной — предполагалось обсудить проблемы
патронатного воспитания детей в городе Москве.
Как давно начались проблемы у Вашего детского дома?
Они были всегда, но за последние два-три года заметно усилились. В 1996-м на базе детского дома №19 было создано первое в России экспериментальное патронатное учреждение. За эти годы мы устроили в семьи около 300 «своих» детей. Около четверти из них усыновлены. В настоящее время в пат-ронатных семьях находятся 130 детей. Всего же с нашей помощью обрели семьи около тысячи ребятишек. Однако если несколько лет назад органы опеки передавали нам по 35—40 детей в год, то теперь их около десятка. Да и тех приходится выбивать чуть ли не с боем. При этом у нас очередь на получение детей в несколько десятков супружеских пар, которые уж прошли полный курс психологической подготовки к усыновлению или патронатному воспитанию.
Странно. Казалось бы, устроить ребенка в семью — цель благая.
Не просто благая. Как показывает практика, если ребенок в первый год жизни остается без родителей, то его головной мозг практически не формируется и он очень сильно отстает в развитии. Но это не все. В свое время Екатерина II учредила большие воспитательные дома в Москве и Санкт-Петербурге. Туда собирали маленьких брошенных детей. Так дети первого набора все за год умерли, причем даже те, кто ничем не болел. Второй набор ждала та же участь. В следующий раз попробовали вывезти сирот в деревню и раздать по крестьянским семьям. Большинство детей благополучно выросли.
Есть и другой аспект. Современная статистка свидетельствует: большинство родителей, у которых забрали детей, умирают через два-три года.
Ребенок по цене квартиры
Несколько лет назад московская семья, не имевшая по медицинским показателям возможности иметь семью, попыталась усыновить ребенка. За несколько месяцев подвижек достичь не удалось — под разными предлогами органы опеки отклоняли просьбу супружеской четы. В конце концов жена решилась на операцию с «ложной беременностью». Чтобы заплатить отступные настоящей матери, а также оплатить оформление необходимых документов врачами и социальными органами, семья была вынуждена продать четырехкомнатную квартиру и купить двухкомнатную.
У нас же в работе целое отдельное направление — работа с кровными семьями. Причем мы появляемся в проблемных семьях еще до того, как их временно лишают детей — по информации комиссий по делам несовершеннолетних. Но даже если это произошло, специалисты нашего детдома продолжают работать с родителями. Параллельно наши психологи и врачи занимаются реабилитацией ребенка. В результате около пятидесяти детей мы вернули в кровные семьи.
Почему же при таких хороших достижениях Вашему детдому почти перестали давать детей?
Первопричина в том, что в стране отсутствует единая система работы с брошенными детьми, нет госоргана, который за это отвечал бы. Их судьбу определяют сразу три вида государственных структур — органы опеки, комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав, а также региональные банки данных, которые давно перестали быть информационным ресурсом и превратились в управляющий орган. Их взаимодействие ничем не регулируется, поэтому каждый руководствуется сугубо внутриведомственными интересами. Что при этом нужно детям, никого не интересует.
Кто сейчас в основном занимается сиротами?
В органах опеки это 1—3 человека на район, в банках данных — 10—15 человек на регион. Тогда как за рубежом такую же работу выполняют по 100 специалистов. При этом нет системы настоящей подготовки социальных работников и социальных педагогов, выпускники вузов не имеют никакой практической подготовки. Когда они приходят к нам на преддипломную практику — а она составляет мизерные 8 часов в неделю — мы их к детям даже не подпускаем, используем как курьеров. За границей же, чтобы получить диплом социального работника, нужно иметь за спиной несколько месяцев постоянной практики.
Отсутствие общегосударственной системы привело к тому, что сегодня сироты стали неким ресурсом, фактически приватизированным банками данных.
Сейчас органы опеки передают информацию о детях, оставшихся без попечения родителей, в банки данных, а те предоставляют ее потенциальным усыновителям. На деле же два специалиста из одной организации, два из другой плюс судья, разрешающий усыновление, — пять человек могут спокойно наладить конвейер по предоставлению детей «нужным» людям. Как правило, у такой группы есть дом ребенка на особом доверии, а также «свои» медики. Последние могут составить ребенку любую историю болезни или оформить ложную беременность как настоящую.
Это как?
Предположим, врач в роддоме узнает, что роженица намеревается отказаться от ребенка. Рядом с ней укладывают женщину, с которой на определенных условиях заранее договорились о нелегальном усыновлении и которая в течение нескольких месяцев имитировала беременность. В таких случаях в буквальном смысле слова носят подушки на животе. Ребенок появляется на свет, родной матерью оформляют усыновительницу, и все расходятся довольными.
А липовые истории болезни зачем? Чтобы придерживать детей, пользующихся повышенным спросом. Не секрет, что во многих органах опеки и базах данных есть черные и белые списки детей. В первый входят инвалиды, дети с отставанием в развитии, 12—13-летние подростки — то есть те, кого усыновители выбирают в последнюю очередь. В белых списках — здоровые детишки в возрасте от рождения до 3 лет. Таких потенциальные усыновители просят показать в первую очередь. Отдельные списки самых «ликвидных» детей — для иностранных усыновителей. Чтобы придержать такого младенца, ему и записывают в медицинскую карту немыслимые болезни.
А тут приходите вы и просите отдать ребенка в патронат.
Да, приходят шестьдесят теток — именно столько специалистов в штате нашего детдома — и говорят, что хотят устроить этого «ликвидного» ребенка в простую семью, да еще и бесплатно. Кому это нужно? Мы для них не только лишняя головная боль, но и прямые конкуренты.
С показательным случаем мы столкнулись несколько лет назад. Позвонила хорошо знакомая инспектор из органов опеки и сказала, что в одном из роддомов есть отказная грудная девочка, которую жалко отдавать в дом ребенка. Мы направили туда потенциальную приемную мать, прошедшую у нас курс необходимых психологических тренингов. Поначалу все прошло благополучно: ей сказали, что ребенок здоров, малютка ей понравилась. Мы начали готовить документы на девочку. Однако когда женщина направилась в роддом в следующий раз, главврач ее огорошил: ребенок очень серьезно болен и буквально со дня на день умрет. Мы вмешались и еле-еле ребенка отбили. На самом деле никаких проблем со здоровьем у девочки не было.
Уже через неделю к нам неожиданно нагрянула ревизия столичного регионального банка данных в составе 15 человек. Нам сказали, что мы якобы нарушаем пункт инструкции, запрещающий патронатным детским домам передавать усыновителям детей до 3 лет. Однако в законе города Москвы ясно сказано, что мы можем работать с детьми от 0 до 18 лет. Спустя год банк данных издал приказ, запрещающий нам получать детей из органов опеки и напрямую с ними работать. Между тем мы являемся их уполномоченной организацией.
Дальше в ход пошли совсем странные методы воздействия. К нам из банка данных прислали с направлением некоего мужчину. Не дать ему детей по закону не могли. Единственное, что удалось, — это направить к нему на временное проживание 14-летних подростков, способных в случае чего постоять за себя. Через некоторое время дети поняли, что он ведет себя весьма странно — подглядывает, когда они в ванной, предлагает ночевать с ним в одной кровати... Об этом они сообщили нам, и в результате детей удалось вернуть в детский дом. Теперь же он написал письмо президенту, обратился в Генпрокуратуру, поливает нас грязью на гостевых форумах в интернете.
Вскоре разбили мою автомашину. Когда она пустая стояла возле дома, ее буквально протаранил какой-то грузовик. Восстановлению автомобиль не подлежал, пришлось отправить в металлолом.
Уже на следующий день из банка данных прислали на психологический тренинг провокаторов, которые попытались сорвать занятие.
Может, всех злит, что патронатные родители у вас зачисляются в штат, получают зарплату и пособие на содержание ребенка?
Для таких родителей зарплата воспитателя — около 4 тысяч рублей, пособие — 3,9 тысячи. Причем за эту сумму они отчитываются. Окупают ли эти деньги содержание ребенка, например, в Москве, те психологические нагрузки, которые у патронатных родителей неизбежно возникают?
У других патронатных детских домов такие же проблемы?
Всего патронатные площадки были созданы в 39 регионах. В ряде из них дело потихоньку сворачивается. В Брянской области патронат фактически запретили, в Подмосковье ограничили его сроки, серьезные проблемы в Старой Руссе. Резкие ограничения в работе угрожают и московскому патронату — об этом я и собиралась говорить на том злополучном круглом столе. И это несмотря на то, что президент и министр здравоохранения заявляли о том, что в течение нескольких лет детские дома и интернаты будут ликвидированы, а все беспризорные дети окажутся в семьях. Президент обещал помощь и на недавней встрече с женщинами в честь 8 Марта. Кстати, Румыния, начавшая эксперимент с патронатами одновременно с нами, детские дома уже позакрывала. На Украине сегодня патронатное движение развивают сразу две крупные общественные организации. А у нас знаете как на практике? Есть район, где центр развивающих игр расположен рядом с домом малютки. Директору дома предложили: «Давайте развивать ваших детей!» Она ответила: «Мы боремся за статус дома для детей с умственной отсталостью». Потому что это другие штаты, другой бюджет, другие льготы и совсем другой выход на зарубежных усыновителей.
Кто попадает в детдом
Ежегодно детские дома и интернаты в России пополняют 30—35 тысяч детей. Около 70% из них имеют биологических родителей. В 95% случаев причиной изъятия судом ребенка из семьи становится пьянство родителей, в 2% — их пристрастие к наркотикам. В половине случаев приемные родители к моменту усыновления уже имеют своих родных детей. Если в детских домах и интернатах процент возвращения подростков из-под опеки достигает 60%, из усыновленных — 10%, то в детдоме №19 из патронатных семей всего возвращаются 10%.
Патронатный детский дом №19 ведет работу по нескольким направлениям: работа с так называемыми кровными семьями (биологическими родителями), где либо начался конфликт между интересами родителей и детей, либо у родителей по решению суда ребенка временно изъяли; временное размещение детей в патронатные семьи (до определения их окончательного юридического статуса); временный патронат; усыновление.
С самого получения ребенка из органов опеки и до его совершеннолетия специалисты детдома №19 — психологи, социальные педагоги, медики — «сопровождают» его. Родители в любой момент могут обратиться к специалистам учреждения за любой, в том числе юридической помощью.
После индивидуальных собеседований из отобранных кандидатов формируют группы по 15—17 человек. С каждой проводится тренинг из 11 занятий, после чего кандидатам могут предложить тесты. Все патронатные мамы зачисляются в штат учреждения и работа здесь зачисляется им в трудовой стаж.
«Во многих органах опеки и базах данных есть черные и белые списки детей. Чтобы придержать здорового младенца, ему записывают в медицинскую карту немыслимые болезни»
«Шесть раз был суд, и каждый раз судья задавала один и тот же вопрос: «Зачем вы хотите усыновить ребенка?» Как можно ответить на этот вопрос?! Задавались совершенно дебильные вопросы: ну у вас же нет опыта в воспитании детей, а вдруг ребенок поломает дорогую технику? А вы знаете, что ночью придется вставать? Такого унижения я не переживала никогда!» SvetaLu
«Когда мы собирали первые справки о нашем состоянии здоровья, в психиатрическом диспансере и в наркологическом диспансере нам говорили: «Сегодня вы четвертые с такой справкой». То есть в начале пути ЧЕТЫРЕ ЧЕЛОВЕКА В ДЕНЬ. А знаете, какой номер записи в ЗАГСе «о выдаче свидетельства об удочерении» нам присвоили, когда выдавали свидетельство о рождении дочери и свидетельство об удочерении? ДВЕНАДЦАТЫЙ. В октябре...» Муж Миша
$3000 за справку
В подмосковной семье маму лишили родительских прав из-за пьянства, но почему-то мальчика из дома не забрали. Во время пьянки сожитель матери выбросил его с 8-го этажа. Ребенок чудом выжил, но у него был сломан позвоночник. 2 года он провел в больницах, предстояло длительное дальнейшее лечение. Для перевода в Москву и передаче его патронатным родителям требовалось разрешение и получение путевки от сиротского отдела департамента образования. Когда директор школы, где учился мальчик, попала на очередной прием, на вопрос, что сделать, чтобы перевести ребенка, сотрудница отдела на листке бумаги написала цифру $3000, после чего листок порвала. Устроить ребенка в семью удалось лишь после того, как вмешалась редакция крупной газеты, а директор школы сумела лично поговорить с руководителем департамента.
ЮНИСЕФ изучил методику работы детского дома №19. По заключению экспертов, опыт этого патронатного учреждения уникален и более, чем любой зарубежный, отвечает принципам Конвенции о правах ребенка.
Сколько денег уходит на взятки
Быстро и без проблем оформить ту или иную справку на усыновление
$100—300
Получить визу высокопоставленного начальника
$1—3 тысячи
Общие затраты на одно усыновление, в зависимости от состоятельности будущих родителей1
$2—9 тысяч
Иной порядок цен для зарубежных усыновителей.
Стоимость усыновления одного ребенка2
$15—25 тысяч
1 По результатам анонимного опроса усыновителей.
2 По заявлениям некоторых из них. Но есть рекордсмены: пара детей-близнецов американской супружеской чете обошлась в $75 тысяч. Рекорд установила новозеландская семья, которой российский ребенок, как утверждают, обошелся в 90 тысяч евро.
| журнал The New Times Автор: Александр Синицын |
Cегодня сироты стали неким ресурсом, фактически приватизированным банками данных. В органах опеки и базах данных есть «черные» и «белые» списки детей. Чтобы придержать здорового младенца, ему записывают в медицинскую карту немыслимые болезни. Сегодняшний номер журнала The New Times публикует интервью с директором детского дома № 19 Марией Терновской, которая рассказывает о том, как организована торговля детьми и кто вершит судьбы российских сирот.