Василий Гатов. Конструирование от противного

Однако в большинстве современных обществ все крайне взаимосвязано. Разрушение одного института (или группы прогнивших, больных институтов) неизбежно затрагивает множество остальных. Зачастую, в революционном запале, предлагается снести какую-то фигульку, вроде бы дико зловредную – а вместе с ней падает что-то очень нужное и важное.

Сложные институциональные связи в развитых обществах, как указывал Карл Ясперс, исключают эффективные революционные решения – любой модус «до основания» заканчивается хаосом. Теоретически, «саморазрушительные» процессы ограничены снизу эффективными, устойчивыми и не подвергающимися сомнению «вечными институтами» – семьей, частной собственностью, локальным сообществом, религиозной общиной и другими формами «малых социальных сетей». Именно они подхватывают разрушающиеся структуры государства, переживающего революционный поворот и не дают людям свалиться в абсолютный хаос. Другие дело, что малые социальные сети не способны предотвратить внутренние войны, экономические кризисы, распад судебной системы и т.д. – для этого у них нет ни сил, ни возможностей.

Один из важнейших вкладов Маркса в политическую теорию состоит в необходимости учитывать не только естественные права в конструировании общества, но и права экономические. Удивительным образом, в марксизме сочетается идеализма веры в равенство как идеал общественной организации с абсолютно правильной прагматической установкой (большинство лишено доступа к собственности, прежде всего собственности на капитал и средства производства, однако испытывает от этого критическое неудовлетворение – общества, неспособные адресовать эту проблему, подвержены влиянию «призрака коммунизма»). Еще в «Манифесте коммунистической партии» Маркс все довольно прозрачно объяснил – дальнейшие многотомные рассуждения на эту тему, кстати, мало добавили к этой принципиальной прагматической идее.

Общество, возникшее на руинах Советского Союза, росло, в общем, без особой «конструкции». Государство – неизбежный элемент общества, система управления необходимыми коллективными процессами, создавалось отчасти по образу и подобию ближайших аналогов (в числе которых, конечно, был и СССР). Сумма идей и принципов, заложенных как в писаные (Конституцию и высшие законодательные акты), так и в неписанные законы, исходила из необходимости «сделать не так как было», с одной стороны, с другой стороны из желания «быть не хуже цивилизованного мира», с третьей – как и полагается праву, фиксировала складывающиеся отношения между людьми и институтами.

Казалось бы – зачем мне, человеку заинтересованному, в основном, в медиа и медиа-технологиях, СМИ и журналистике, лезть в область государственного строительства и конституционного права? На самом деле, зачем?

Я построю ответ на воспоминаниях – надеюсь, это будет интересно.

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ: Мне в свое время дико повезло несколько раз разговаривать с Августом Алексеевичем Мишиным, профессором юрфака МГУ и одним из основных авторов Конституции СССР 1977 года, крупнейшим специалистом по конституционному праву. В частности, ему принадлежит авторизованный перевод на русский язык Конституции США, а его (совместно с В.Власихиным) книга «Конституция США: политико-правовой комментарий» является, безусловно, лучшим пособием по данному вопросу, хоть и издана еще при советской власти.

Так вот, А.А. Мишин заметил (еще в 1988 или 1989 году – сейчас мне трудно восстановить, когда именно состоялся тот разговор, но это было до Съезда народных депутатов, где вопрос о 6-й статье поднял А.Д. Сахаров), что в будущем общества будут испытывать замеченные Марксом противоречия – между естественными и имущественными правами – во все более возрастающей степени, несмотря на активную политику государств по установлению разных форм социальной справедливости. Мишин видел два разрыва: первый – между фиксирующей природой права (то есть правильнее регулировать сложившиеся отношения, а не предполагать, как люди и институты будут взаимодействовать между собой – так возникают кодексы) и необходимостью социального конструирования (когда право предписывает некие общие принципы, оставляя значительную часть регулирования в руках суда – как в прецедентном праве). Второй разрыв – между необходимостью учитывать в праве как интересы стабильности, так и интересы социального прогресса. Переводя на более простой язык: правовые основы нужны для того, чтобы быть уверенным в завтрашнем дне, однако общество меняется и требует изменения правил – ради того, чтобы завтрашний день был другим.

Есть гипотеза, что волны перемен, которые истребуются обществом – естественны. Перемены случаются и в демографии, и в экономике, и в общедоступной инфраструктуре, которой не было раньше. Количество в какой-то момент переходит в качество, и «закон стабильности» должен быть изменен – хотя бы для того, чтобы зафиксировать новое состояние и отрегулировать отношения, которых не было раньше.

Мишин говорил об этом как раз в связи с кухонной дискуссией об отмене 6-й статьи Конституции СССР. Профессор, убежденный антисоветчик, герой войны, как ни странно, отстаивал стабильность текста и убеждал в необходимости «созревания качественного спроса». Кстати, среди участников того разговора был и Андрей Макаров, ныне знатный единоросс и телеведущий адвокат. Митинги за отмену 6-й статьи захлестнули Москву летом следующего года; однорукий бородатый профессор, не выпуская легендарную трубку-носогрейку изо рта, сходил на один из них, убедился в наличии «народного спроса» на это решение – и вместе с другим автором Конституции СССР 1977 года, академиком Кудрявцевым, написал соответствующий документ Горбачеву и Лукьянову.  Именно их записка легла в основу текста решения ЦК КПСС об отмене статьи и Закона  «Об учреждении поста Президента СССР и внесении изменений и дополнений в Конституцию СССР» от 14 марта 1990 года.

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ: Это не совсем история, это скорее паззл из кусочков (событий, обстоятельств, людей), случившихся в последние пятнадцать лет.

Кусочек первый: Цензура (в форме умолчания) стала возвращаться «в ящик» не при Путине, давайте скажем честно. Сначала она вернулась – еще в середине 90-х — в форме просьб «обходить острые места» и не упоминать определенных людей, компании, организации.  Сначала выглядело разумно и безобидно – «ну это ж наш кредитор/спонсор/друг, зачем ему делать неприятно»), потом стало принимать все более жесткие формы (с появлением «стоп-листов» или, наоборот, «заказов» на компромат в адрес того или иного политика или бизнесмена). Мягкая цензура всегда ходит рука об руку с коррупцией – и телевидение (равно как и другие СМИ) довольно быстро обросли посредниками, которые за определенную мзду проталкивали в эфир сюжеты в новостях, приводили гостей на ток-шоу или обеспечивали «зоны молчания».

Но в мире теленовостей этот бизнес был особенно выгодным – потому что стоил дорого, много кому надо было «сунуть» за прохождение сюжета, а количество тех, у кого «брали», было ограничено.

Не буду скрывать – я знаком с некоторыми из «специалистов», знаком много лет – со времен, когда они еще были вполне себе журналистами.

Кусочек второй: «Наведение порядка» на телевидении в начале 2000-х было связано, с одной стороны, с разгромом Группы МОСТ, и с описанным в лондонском суде «оттирании» Березовского от управления Первым каналом (еще ОРТ тогда). Мне случилось присутствовать при телефонном разговоре с Гусинским по поводу дележа рынка телегидов в декабре 2000-го – через несколько часов его арестовали в Испании. Главные каналы – ОРТ и РТР решили бороться со спайкой «7 дней» + НТВ интересным, казуистическим способом: изменить график выдачи новогодней (а затем и всей другой) телепрограммы, сдвинуть предоставление ее телегидам на несколько дней ближе к неделе эфира). Этот сдвиг представлял опасность потому, что недружественно пользовался особенностями производства «7 дней» (они печатались в Финляндии, доставлялись в Москву в рамках огромной транспортной операции – миллионы копий журнала, который активно не замечал работы Эрнста и Добродеева). Войны контрпрограммирования – особенно новогоднего – были в самом разгаре, и ради выигрыша РТР и Первый были готовы на многое.

Так вот, Гусинского – может быть, это совпадение, а может и нет – арестовали в Испании ровно через три часа после разговора на эту тему и категорического отказа НТВ участвовать в изменении даты выдачи программы.

С телегидами ничего плохого не случилось – ну, привезли «7 дней» на день позже, сломать монополию все равно не удалось. Но тогдашний арест в Испании был важнейшим шагом на пути к Протоколу №6, который лишил Гусинского права управлять медиа-активами.

Кусочек третий: Некая разборка в части медиа-собственности в начале 2000-х зашла в тупик – одна сторона активно сопротивлялась «недружественному поглощению» со стороны другой (в которой просматривались более чем ясные интересы людей с властью не только дружных, но и ею являющихся – но еще никак не связанных ни с Путиным, ни с «питерскими» вообще). Тупик заключался в том, что близкие к власти претенденты хотели «просто забрать» собственность, а имевшаяся группа собственников не хотела отдавать свои активы бесплатно. Переговоры шли уже много месяцев, угрозы сменялись временными перемириями – но решения не было. Одна из сторон, к которой я имел отношение, предложила обратиться к процедурам третейского суда «по понятиям», выбрав в качестве судьи Юрия Заполя, главу «Видео Интернешнл» и самого авторитетного медиа-деятеля того времени. Меня отправили рассказывать Юрию Михайловичу обстоятельства дела – и через приемную с историческим попугаем я попал в кабинет рекламного бога (который по совместительству – мой одношкольник, у нас даже первая учительница одна). ЮМ слушал обстоятельства два часа, устал, предложил прогуляться по зимнему саду. Мы вышли, он молчал. Минут пять, наверное, такая пауза, что в театре уже начали б свистеть. Потом закурил, резко развернулся и (предсказывая последующее решение), сказал: «Найдите государственный банк, пусть он купит. Все равно такие активы, как у вас, будут государственными. Они слишком хорошо понимают, зачем им это нужно». Противостояние собственника и «претендентов» продлилось еще больше года, в нем появлялись и «питерские чекисты» (приведенные, кстати, Дмитрием Мезенцевым, представлявшиеся как «разруливатели от АКБ Россия»), и просто чекисты (в лице Михаила Гришанкова – у которого оказалось достаточно ума просто отойти в сторону), и совсем страшные персонажи с дагестанскими корнями… Но кончилось все именно «по решению Заполя» – пришел госбанк, развел ссорившихся по углам, выкупил актив – удачной коммерческой сделкой это назвать трудно, зато все оказались довольны.

Кусочек четвертый: Тяжелая година кризиса 2009 года бросила многие средства массовой информации в буквальном смысле «на панель» – рекламные бюджеты исчезали, цены падали, спрос падал, сокращения шли широким фронтом как по редакциям, так и по бизнес-подразделениям… Упомянутые в первом «кусочке» профессиональные медиа-коррупционеры оживились – теперь работу по «размещению» и «блокам» можно было вывести на новый уровень. Знакомые лица стали появляться не только в расположенных рядом с редакцией кафе, где шепотом, прячась, обсуждали они ранее несветлые дела свои со специально выделенными менеджерами, но и в высших редакционных кабинетах. И покупали они не «черный пиар» традиционно мерзких разборок вокруг бандитской собственности. Они имели в руках бюджеты местных правительств и государственных служб, которые хотели от СМИ любви и дружбы за деньги. Круг замкнулся – то, что раньше было бизнес-услугой, порочной и презираемой (но мало ли таких?), превратилось в элемент госуправления, дополнившей информационные ограничения. Функция цензора – ограничить; функция «договора об информационном сотрудничестве» – купить имитацию любви и внимания к государству или его органу.

Кусочек пятый: между делом, все это время в России рос интернет – и как техническая услуга, и как медиум для распространения информации (в том числе и массовой), и как особая супер-социальная сеть. В первые годы было выражение «вы уже вышли в интернет» (как в море, видимо); год за годом оно становилось все более банальным и почти уже исчезло. Однако разговоры эти доходили до ушей власти, и она так или иначе озаботилась изучением происходящего в Сети, ужаснулась разгулу свободы – прежде всего свободы критики ее самой, свободы представленности (прежде всего, разных форм оппозиции) и вообще, какой-то неправильной реальности, в которой она, власть, занимала слишком мало места.

С 2004 года направленные инвестиции в «политический прогосударственный интернет» – не в сайты государственных ведомств (до сих пор, в большинстве своем, убогие донельзя), не в электронные госуслуги (требующие все равно печатей и подписей, по заведенной бюрократической привычке), а именно в «расширение доли государства» на политическом поле интернета. Я даже стесняюсь предположить, сколько именно средств было освоено. «Поставщики решений» в большинстве случаев делали бурную имитацию успеха – благо, трафик покупался, а пиар в России больше чем пиар – и срочно находили очередного противника или тип идей, коммуникаций, персонажей, которым в интернете надо оппонировать. Представьте себе, если б на каждое оффлайновое медиа с минимальной критичной позицией в адрес государства, его руководителей или какого-то элемента их деятельности создавалось бы аналогичное? А тут – свобода; стоит кому-нибудь сказать недоброе, как сразу появляется сайт, сообщающий недоброе про сказавшего.

Этот «кусочек» паззла сразу склеивается с другим.Что интересно тут – это ближайшее сродство, сходство до неразличимости тех людей, кто коррумпировал СМИ еще в середине 90-х и тех, кто объяснил руководителям управления внутренней политики необходимость «противостоять враждебным России внутренним силам». Правда, они также объяснили, что это противостояние небезвозмездно и довольно дорого – поскольку приходится иметь дело с «хорошо оплаченным противником» (подмигивая обеими глазами в сторону запада и поощряя и без того общую болезнь подозрительности). К образу «продажной девки» добавлялся образ «своих маркитанток», они сливались, склеивались и смешивались в мозгу социальных управленцев: сегодня мы получаем от власти обвинения в том, что за любой чих средствам массовой информации кто-то платит – либо госдеп, либо они, либо неясные «деструктивные силы».

Теперь, кажется, все складывается. При чем тут медиа и при чем тут социальное конструирование. И почему упомянуты выше правовые противоречия.

ВЫВОДЫ: Система советских СМИ распалась вместе с Советским Союзом. Принципы, законы и иные акты, ей предписанные, канули в Лету – и были заменены очень хорошим, но устаревшим уже в момент принятия Законом о СМИ. Его авторы хорошо знали про управление медиа со стороны Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС, разбирались в формальной предварительной цензуре и примерно представляли себе, от каких опасностей надо оберегать прессу.

Но чего они не знали – и не могли знать:

• что самоцензура никуда не делась (только намекни, что бывают ограничения! – она сразу занимает место ЛИТО);
• что на место политической цензуры и политического управления приходит коммерческая цензура, коммерческий подкуп журналистов и редакторов;
• что со стороны потребителей стереотип «советской прессы» еще долго будет силен, и что гораздо проще убедить обывателя (в том числе и властного обывателя) в том, что пресса – продажная, чем в том, что она свободна и потому разнообразна;
• что назвать телевидение «общественным» и сделать его таковым – две разные вещи; более того, идеи общественно-правового ТВ даже не стали обсуждаться на высшем уровне (в возникновении полноценного института «четвертой власти» не оказались заинтересованы три остальных ветви, как минимум);
• что монополия в информационном пространстве примет причудливые и конспиративные формы, которые откроют дорогу той самой цензуре, которую запрещает первая статья Закона о СМИ.

Идеализм авторов можно критиковать и дальше – в 1994-м многое было иначе. Но время шло, менялись обстоятельства, руководители, появлялись новые возможности – и недоделки и шерховатости, помноженные на любовь к неисполнению законов, уже многократно упомянутую коррупцию и деградацию профессиональных ценностей сделали свое дело. К следующему важному историческому периоду, когда – вне зависимости от шестилетних сроков – общество начинает обсуждать свою будущую конструкцию, Россия подошла с перекособоченной системой массовых коммуникаций, дирижистской позицией власти в отношении самого массового СМИ – телевидения, ослабленным журналистским корпусом, критическим дефицитом доверия к СМИ вообще, с дискуссией о повестке дня в социальных сетях (а не на первых полосах газет и не в прямом эфире общественных и независимых телеканалов), с рефлексией всего населения «нам не говорят и никогда не скажут правды», с утраченной большинством СМИ способностью быть важнейшей контролирующей инстанцией.

Как бы ни стала развиваться ситуация дальше – необходимость обсуждения будущей социальной конструкции никуда не денется. Дело не в персоналиях, вот ни на минуту. Чтобы обсуждать – необходимо точно и достоверно знать, где прогнило, где распалось, где воняет и где еще держится. Необходимо знать, как к этому относятся. Необходимо иметь недискредитированную площадку для обсуждения. Необходимо располагать несколькими реально независимыми фильтрами повестки дня – отражающими разные мнения, представленные в обществе. Необходимо слушать и слышать, отвечать и даже ругаться.

Все это – сервисы средств массовой информации, которые – в рамках социального договора – они обязаны предоставлять обществу, которое, в ответ, гарантирует им определенные привилегии как в статусе СМИ, так и в статусе журналиста. Было бы категорическим преувеличением говорить, что социальный договор не исполняется только со стороны общества (которое представляет тут государство как регулятор, оператор и законодатель); в совершенно равной мере, договор не соблюдают и СМИ, предпочитая в своем большинстве спокойные и безопасные развлекательные формы.

Если где и имеет смысл «до основанья, а затем» – так это именно в мире массовых и сверхмассовых медиа, то есть прежде всего, телевидения. Без оглядки на стоимость – ошибка общества в вопросе о будущем заведомо дороже бюджета ВГТРК или РИА Новости, например.

Пост-Журналист

Додати коментар

Ім'я, Прізвище* E-mail Захист від спаму* Текст повідомлення*  

Додати коментар