|
|
19 серпня 2009
Полезные ископаемые в газетах
В медиакомпаниях есть очень популярное слово сегодня – «бизнес-модель». Не проходит и дня, чтобы по поводу бизнес-модели СМИ кто-то не высказался, причем чаще всего в том смысле, что ее следует изобрести заново. Идеи возникают – и некоторые даже проверяются отважными пионерами – но, судя по всему, без оглушительного успеха. Анализ идет глубже и глубже, и туннель без света превращается в шахту. Туннель должен куда-то вывести, шахта нужна только для того, чтобы докопаться до полезного ископаемого.
С точки зрения бизнеса (и, частично, государства), единственное «полезное ископаемое», которое есть в средствах массовой информации, – это время, которое с ними проводит потребитель. Чем больше времени уделит СМИ человек-потребитель-гражданин, тем вероятнее, что ему удастся продать смысл, товар, идею, услугу, образ, бренд, модель поведения. Если время контакта достаточно, а «тираж» (охват аудитории) – велик, то все хорошо. Если СМИ специализированное, адресованное какой-то особой группе потребителей, то тираж может быть и небольшим – главное, чтобы оно в рамках этой группы было популярно.
У общества в целом по отношению к СМИ несколько другие интересы. Газеты – а вслед за ними и другие виды СМИ – родились в эпоху Просвещения и Великих Революций. Именно они помогли обществу преодолеть marketplace diversity of information (термин введен в обращение Томасом Бекдалом, датским публицистом и медиаисследователем) – обмен новостями в мире античности и средневековья происходил на городском или деревенском рынке, из уст в уста, в крайнем случае – от глашатая тем, кто оказался в поле слышимости. А если вы не расслышали? А если не то имя услышали, или название? Информация мутировала, модифицировалась, дополнялась или сокращалась по мере того, как один человек передавал ее другому: возникало разнообразие, которое препятствовало зачастую (точнее, почти всегда) возникновению адекватной реакции социума. Рынок как источник информации не был ни плох, ни хорош – просто он ее «редактировал» и «комментировал» столь разнообразно, что вместо прямого месседжа, единого звука или аккорда получалась какофония. Печатные книги и газеты, используя распространяющуюся грамотность, стали превращать какофонию в подобие музыки, распутывать цепочки передаточных звеньев и находить источники информации, просвещать читателей и формировать схожие или даже единые реакции. Эпоха революций началась не из-за газет – но именно тогда сила печатного слова, его способность информировать и организовывать стала очевидной (помните, даже В.И. Ленин говорил, что «газета это не только коллективный пропагандист и агитатор, но и коллективный организатор»). С развитием демократических форм организации государства, массовые газеты стали также дополнительным звеном в системе разделения властей и ограничения своеволия правящего класса или партии. В рамках авторитарных и тоталитарных режимов, наоборот, газеты становились оружием массового уничтожения инакомыслия, системными инструментом деспота, который этим оралом направлял толпу подданных и на свершения, и на казнь.
Это пафосное, но далеко не избыточное описание того, чему споспешествовали СМИ, населенные «особым народцем» журналистов и редакторов. Общество согласилось с какой-то особой ролью газет (и радио, и телевидения), вписав свободу слова и выражения мнения в Декларацию Прав Человека, в Билль о Правах и другие фундаментальные документы. Ох, как не гладко было на этом пути, и как по-разному в разных странах получалось – но, усреднено, пресса везде является «огороженным» институтом, корпорацией, члены которой располагают либо дополнительными правами, либо пользуются некой расширенной интерпретацией обычных прав. Конечно, права не существуют без обязанностей – соответственно, в задачи СМИ обществами вменяется роль «сдержки и противовеса», общественного контролера и критика, коллективного разума и посредника между институтами государства и институтами гражданского общества. Тень этих строк общественного договора падает на головы журналистов и редакторов – правда, по-разному осеняя их: кто-то искренне работает, осуществляя свои гражданские обязанности, кто-то предпочитает пользоваться правами, но писать о Ксении Собчак, а кто-то активно монетизирует роль посредника, торгуя «джинсой» – оформленными под журналистские материалы пресс-релизами компаний или «наездами» на конкурентов.
К чему я обо всем этом? Да это впрямую имеет отношение к бизнес-модели: одно дело, когда ты a business, совсем другое – когда the business. У ларька с пивом тоже можно найти социальную, и даже политическую функцию, а продукция порно-индустрии, без всяких сомнений, пользуется ничуть не меньшим спросом, чем у газет – но в общественном сознании и то, и другое – «просто бизнес». Медиа-индустрия, однако, «не просто бизнес»: мы полагаем себя властной институцией, «четвертой властью», «совестью общества» и прочая, прочая, прочая. Для такой самооценки есть исторические основания; меньше, но есть – оснований современных, доказанных героизмом журналистов, добывающих информацию с риском для жизни, оснований, базирующихся на способности исследовать и добиваться результата. Но, увы, эти основания не запишешь в финансовую модель, и возврат на инвестиции не посчитаешь.
Пока единственный способ удержать на плаву статус the business – «поднять голос в защиту свободы прессы», «защитить роль прессы в демократическом обществе», «обеспечить существование культурного феномена массовой информации» – на которые наступает… нет, ни интернет, хотя основным виновником почему-то объявляется именно он. На традиционные СМИ просто наступает будущее, в котором названные выше формулировки общественного договора могут и должны быть подвергнуты определенной ревизии. Тому есть несколько причин.
Во-первых, постиндустриальное общество является обществом всеобщей грамотности. Более того, в этом новом обществе нормально знать, читать и говорить на нескольких языках. Средний уровень образования стал существенно выше, обеспечив не только рост спроса на количество источников информации, но и на ее разнообразие. Возник и трансформировался в ключевой элемент спроса интерес к периодическому (в смысле – потребляемому не случайно, а системно, в определенные дни и время) развлечению: именно этот спрос примагничивает нас к телевизору, когда идет любимый сериал или юмористическое шоу. Уровень требований к специалистам вырос настолько, что для «поддержания штанов» требуется поглощать огромные массивы узкой индустриальной информации (а для развития – еще и информацию из смежных областей). За последние 109 лет (оценки объемов медиапотребления ведутся примерно с начала XX века) время, которое люди уделяют СМИ в их многообразии, выросло с 20 часов в месяц до 400 (в США) или 290 (в России).
Во-вторых, вторая половина прошлого века и первые годы нынешнего прошла в дурмане роста потребления – не только медиа, но и всего, до чего человек мог дотянуться и позволить себе экономически. Среди наиболее ценных предложений сервисных отраслей была связь – телефон, радио, телевидение, интернет, мобильная связь. 100 лет назад эта услуга существовала только в форме почты. Связь – мгновенная, аудио-визуальная, персонифицированная – жестко вмешалась в традиционные формы поведения человека. Повсеместное распространение мобильных телефонов лишь завершило процесс, начатый Беллом и Морзе, Поповым и Маркони, Зворыкиным и Акио Морита.
В-третьих, индустриальным сообществом традиционных СМИ были допущены критические (как теперь понятно) ошибки на ранней стадии существования интернета. Даже самые продвинутые восприняли интернет как, максимум, новую платформу распространения (ну, как если бы в дополнение к бумажным версиям делать радио). А по факту, особенно после повсеместной «оцифровки» коммуникаций, речь идет о возникновении нового пространства, новой системы измерений, в которой существует – пока еще не совсем все, но значительная часть – человечество, и это новое пространство имеет другие фундаментальные законы, другие формулировки договоров (в том числе общественных), и требует других бизнес-подходов. Главная особенность этого пространства – происходит особая модернизация некоторых прав и правил, в частности, копирайта, на использовании которого во многом базируется бизнес-модель классических СМИ. Меняется также скорость распространения информации – благодаря отсутствию сдерживающего фактора «устройства для размножения» (будь то печатный станок, радиопередатчик или кино-видео проектор). Стирается принцип «территориальности» – во многом определяемый расстоянием от «устройства для размножения». Исчезает потребность в медийном посредничестве (между гражданином или группой граждан и государством, между рекламодателем и получателем рекламного сообщения). Устройство доступа к контенту становится и устройством обратной связи (в случае с бумажной газетой ей, конечно, можно было подтереться и отправить обратно издателю, но это, согласитесь, экзотический способ). И, что особенно тяжело переживается «особым народцем», устройство доступа обеспечивает не только связь, но и возможность определить какая конкретно статья или рубрика пользуются популярностью и влиянием на читателя, а какая – обуза и лишние расходы (никто ее все равно не читает).
Увы, увы, увы – внимательно посмотрев на материальный номер своей любимой газеты, сравнив ее сайт с «лентой друзей» в ЖЖ и обратив внимание на то, что мобильный браузер моего телефона никогда не видел этого www.что_угодно.ru – становится понятно, что традиционные СМИ просто не готовились к будущему, полагая, видимо, что обладают своим средством Макропулоса (которое, возможно, не сохраняет молодость, но сохраняет статус).
Василий Гатов, http://slon.ru
|
|
Традиционные СМИ просто не готовились к будущему, полагая, что обладают своим средством Макропулоса.